В Шарм-эль-Шейхе завершилась Конференция сторон Рамочной конвенции ООН по изменению климата, сокращенно КС27. Несмотря на то, что результаты этого раунда климатических переговоров были на волосок от провала, всё же удалось достичь важных решений. Без потерь и ущерба не обошлось.
Сказать, что переговоры в Шарм-эль-Шейхе были трудными — не сказать практически ничего. Многие делегаты от НПО опасались, что эта КС27 будет самой неудачной за последнее время. По статистике, 8 из 10 последних переговоров длились минимум на сутки дольше положенного времени. Основные результаты достигались, когда на территории конференции оставались только переговорщики и представители делегаций. Решения по финальным формулировкам принимались буквально в последний момент.
Денег (пока) нет, но вы держите фонд
Самое важное, чего удалось достичь в этом году — создание фонда по компенсации потерь и ущербов. Это настоящая победа уязвимых развивающихся стран. На протяжении двух недель G77 и Китай, вместе представляющие интересы 134 развивающихся стран, настаивали на немедленном создании такого фонда и противостояли странам, блокирующим этот процесс, в числе которых, например, были представители США.
До последнего момента было неясно, будет ли в финале переговоров принято решение о создании фонда. Было несколько прогнозов финального решения в этом вопросе, один из которых — отложить принятие решения о создании фонда потерь и ущербов на следующие переговоры. Однако НПО и уязвимые страны продолжили настаивать, что если страны не могут принять это решение сейчас, то нет также никакой уверенности в том, что это решение они смогут принять на следующих переговорах.
Создание фонда для компенсации потерь и ущербов — историческое достижение. В первую очередь потому, что основание этого фонда напрямую связано с признанием исторической ответственности развитых государств, которые в сумме выбросили в атмосферу больше парниковых газов, а значит, несут гораздо большую ответственность за климатический кризис, чем страны, которые сейчас сталкиваются с самыми жесткими последствиями изменений климата.
И теперь, когда потери и ущербы стали частью официальной повестки переговоров, следующим шагом станет создание механизма, который обеспечит прозрачную процедуру для идентификации нужд сообществ, которые от них пострадали. Также развивающимися странами уже обсуждается вопрос, каким образом будет осуществляться поддержка через этот фонд. Представители коренных народов и пострадавших сообществ настаивают, чтобы фонд работал напрямую с пострадавшими, так как это, во-первых, обеспечит наибольшую прозрачность процесса (деньги с меньшей вероятностью потеряются, чем если будут поступать через правительство), а также позволит усилить практический эффект, так как как-раз пострадавшие сообщества лучше всех других знают, каким образом компенсировать последствия изменений климата, которые их затронули.
Впереди нас ждет сложный процесс, так как механизмы фондов под “шапкой” РКИК достаточно централизованные и во многом зависят от мнения представителей Глобального Севера. Основная задача в этом процессе — не допустить, чтобы грантодатели от развитых стран предоставляли помощь в рамках фонда в виде кредитов, а также не принимали решения о том, на какие действия должны быть потрачены средства, без участия стран и сообществ получателей гранта.
Представители стран глобального юга призывают к реформированию системы финансовых механизмов РКИК, чтобы она работала на благо уязвимых сообществ.
Откатились до формулировок Глазго
Сторонам так и не удалось продвинуться от формулировок решений КС26 в Глазго. В тексте всё ещё нет конкретных упоминаний нефти и природного газа, а формулировка о необходимости перехода на возобновляемую энергетику куда-то потерялась, что открывает широкую дверь опасным, дорогим и совсем не низкоуглеродным решениям, например, атомной энергетике, природному газу и водородному топливу на основе ископаемой и атомной энергетики.
“Ускорить разработку, внедрение и распространение технологий и принятие политики для перехода к энергетическим системам с низким уровнем выбросов, в том числе путем быстрого расширения масштабов применения экологически чистой энергетики и мер по повышению энергоэффективности, включая ускорение усилий по поэтапному отказу от неэффективной угольной энергетики и поэтапного отказа от неэффективных субсидий на ископаемое топливо, оказывая при этом адресную поддержку беднейшим и наиболее уязвимым слоям населения в соответствии с национальными условиями и признавая необходимость поддержки в целях справедливого перехода”.
Грубо говоря, переговорщики оставили фактически нетронутыми формулировки, которые по итогам Глазго разочаровали стороны, заинтересованные в реальной борьбе с изменением климата.
Вместо скорейшего полного отказа от угольной энергетики мы всё ещё видим “поэтапный отказ от неэффективной угольной энергетики”. Почему это плохо? Грубо говоря, исходя из этой формулировки, получается, что если прикрутить к угольной электростанции установку по улавливанию и хранению углерода (CCS: дорогая и неэффективная, по мнению многих экспертов, технология), то неэффективный (eng. unabated) уголь сразу станет эффективным, и снижать его использование не нужно.
Вместо расширения перечня ископаемого топлива и упоминания необходимости отказа от нефти и природного газа, остались “неэффективные субсидии в ископаемое топливо” — формулировка, которая даёт лоббистам ископаемого топлива возможность продолжать свой бизнес, не сокращая мощности.
А вместо необходимости срочного справедливого энергоперехода на возобновляемые источники энергии, в финальном документе мы получили “энергосистемы с низким уровнем выбросов” и “экологически чистую энергию” — формулировки настолько размытые, что их с удовольствием используют лоббисты атомной энергетики и природного газа. К тому же, такая формулировка отдаляет от справедливого энгергоперехода, и кладет на плечи людей нарастающие ущербы от разрушения окружающей среды и изменений климата.
Отсутствие прогресса в решениях по митигации пугают. Хотя даже представители Индии — страны, энергетическая система которой глубоко зависима от угля, продвигали в текст формулировку о необходимости отказа от всех ископаемых источников энергии. С большой вероятностью, на этих переговорах колоссальное влияние на процесс принятия формулировок оказали лоббисты “грязной” энергетики.
Лоббистов с разных сторон на этих переговорах действительно было много. Например, в российскую официальную делегацию вошли около тридцати представителей атомного и ископаемого лобби. И это не единственный пример, когда официальные делегации стран привозят с собой “грязный” бизнес. Именно поэтому наблюдатели от гражданского общества из года в год призывают не допускать сектора, связанные с коричневой экономикой, к переговорному процессу. И, судя по итогам переговоров, они правы.